И всё равно! Истратить столько денег на браслет!

Мне ужасно не хватало рядом Сони. Сейчас она бы сказала: «Лапочка, не парься! Раз Витюша купил такой дорогой подарок, значит, у него есть возможность. И вообще, дай-ка любимой бабуле примерить, ты уже два часа в нём красуешься, пора и честь знать!»

***

Мой отгул закончился… на рабочем месте!

Не выдержала! К одиннадцати часам утра моя грусть достигла предельной концентрации, я изнывала… К тому же, стала переживать, что бросила отдел без присмотра… Да и зачем лишать себя комплиментов, ведь сегодня «Армада» звенит и ликует, обсуждая вчерашнюю победу в «Битве». А мы с Виктором превратились в настоящих героев. Вчера нас уже поздравила команда, а сегодня, несомненно, это захотят сделать и все остальные коллеги. И что же? Главный танцор – директор по маркетингу – улетел в Швейцарию, а главная танцовщица взяла отгул.

В общем, не в силах побороть привычку, я в конце концов достала из шкафа костюм, случайно избежавший депортации в Италию, и отправилась в офис – трудиться. Отдохнула полдня, хватит! Среди коллег будет гораздо веселее, чем в пустой квартире. Все станут меня тормошить, расспрашивать, поздравлять, восхищаться нашим с Виктором танцем… Девочки обязательно заметят браслет, начнут вращать глазами и охать.

…Но офис почему-то встретил напряжённым молчанием. Никакой радости, взволнованных обсуждений, ликования. В воздухе дрожал мутный серо-розовый кисель – всё было пропитано ощущением беды и угрозы. Никто не бросился ко мне с вопросами и поздравлениями, всё почему-то отводили глаза в сторону, торопливо отворачивались, едва поздоровавшись.

Что случилось?

Я вызвала в кабинет дизайнера.

– Андрей, ты не знаешь, в чём дело? Почему все такие хмурые? Мы же победили в «Битве»! Почему никто не радуется?

– Говорят, генеральный бесится… Не знаю точно, я ещё не понял. А ты куда пропала? Да, кстати, Иван звонил. Он на больничном, у него гипс. Сказал, будет соцсетями из дома заниматься. А наш-то деспот надолго опять свалил?

– Видимо, надолго.

– Ура!

– Ничего не ура, – грустно вздохнула я.

В кабинете беззвучно, словно тень, появилась секретарша Аня и одарила меня странным сумрачным взглядом.

– Что? – спросила я. – Вот телефон, лежит рядом, не выключен, работает. Что опять не так?

– Марго… – грустно произнесла Аня. – Михаил Иванович вызывает. Пойдём.

Конечно, он меня вызывает. Сначала ещё раз поблагодарит за победу в танцах. А потом, наверное, захочет узнать, в каком банке у меня кредит, и какова точная сумма.

– Аня, а почему ты не позвонила? – спросила я по дороге. – Даже и не попыталась. И почему мы плетёмся еле-еле? Всегда ведь бежим, как ненормальные, тапочки теряем? Как-то это всё подозрительно… Ты заболела? Тебе плохо? Или что-то случилось?

– Да так… Сейчас узнаешь, – Аня отвела взгляд.

Едва я открыла дверь в кабинет гендиректора, мне в лицо плеснуло волной горя и страданий – как будто я вошла в холерный барак или пыточную: я сразу же увидела Василису, притулившуюся у стола, красную, мокрую, несчастную. Она утирала глаза платком, шмыгала носом, судорожно всхлипывала – так, что её мягкие плечи и пышный бюст сотрясались.

– Добрый день, – испуганно пробормотала я.

Михаил Иванович сидел на своём месте набычившись. Нет, он, в отличие от Василисы, не плакал, но тоже был малиновым, почти багровым. Глаза налились кровью, фиолетовая вена на лбу снова дёргалась.

Ох… Очевидно, речь сейчас пойдёт вовсе не о том, как быстрее и эффективнее закрыть мой кредит…

– Садитесь, Маргарита Андреевна, – зло, сквозь зубы, бросил генеральный. – Да садитесь же!

Поздороваться он забыл.

Чуть живая от страха, я опустилась на стул. Василиса тем временем спрятала лицо в ладонях и затряслась от беззвучных рыданий.

– Ну что, Маргарита Андреевна… Всё просто чудесно было у нас вчера. А сегодня всё плохо. Очень плохо. Отвратительно! Вчера я гордился тем, что вы работаете в «Армаде». А сегодня мне больно думать, что я пригрел у себя под боком двух гадюк. Рассказывайте, как вы обвели меня вокруг пальца. Как дурачка из меня хотели сделать… Версию Василисы Николаевны я уже выслушал. Теперь ваша очередь.

Он только что назвал меня гадюкой?!

– Не молчите. Рассказывайте! Давайте, Маргарита Андреевна. Что, внезапно всё забыли? Память отшибло? Я говорю про деньги, выделенные на рекламу «Султана». Дополнительные триста тысяч, плюсом к основному бюджету. Расскажите, как вы ими распорядились.

Так вот в чём дело! Он злится из-за «Султана». Но почему? Я проявила смекалку и сэкономила фирме значительную сумму. И вот она благодарность! Даже гадюкой назвали…

Возможно, тут какое-то недоразумение? Генеральный, как всегда, не стал вникать в детали… Хотя нет, он, наоборот, всегда вникает в детали… Наверное, его дезинформировали. Что ему сказала Василиса? В отношении «Султана» мы с ней сошлись во мнении, что рекламный бюджет надо выбирать полностью. Мы решили не признаваться, что промо-акция обошлась всего в тысячу рублей. Пятьдесят тысяч Василиса выделила мне на премию – тут всё законно. А остальные сэкономленные средства она должна была использовать для стимулирования продаж на других объектах.

Неужели Михаил Иванович разозлился из-за этого? Но ведь мы старались ради общего дела! А он психует и обзывается!

– Не молчите! – вновь потребовал генеральный. – Я жду.

– Нам удалось довольно быстро продать семь зависших квартир в «Султане». Рекламная акция оказалась очень эффективной. Поэтому Василиса Николаевна решила меня премировать, она выдала мне пятьдесят тысяч, – сказала я и пожала плечами. – Но и раньше так было. Вы не возражали, чтобы отдел продаж меня стимулировал от своего имени за особо удачные проекты. Что я сделала не так?

– Ваши пятьдесят тысяч – это ладно. Я их вижу, вот они, – генеральный поднял со стола бухгалтерскую бумажку и потряс ею в воздухе. – Тут я не в претензии. Но расскажите, как вы ловко оприходовали остальные двести пятьдесят тысяч.

Я умолкла и не знала, что ответить, потому что остальной суммой распорядилась Василиса. Я вопросительно на неё оглянулась, но она спрятала взгляд.

– Вот, – показал генеральный другую бумажку. – И вот. Что это, а?! За идиота меня держите?! Я что – совсем тупым выгляжу, а?! Сто двадцать тысяч – реклама на билбордах для «Хрустального»! Сто тридцать тысяч – телевизионная реклама последнего блока «Легиона»! «Легион» давно весь продан на корню. Какая телевизионная реклама, к чёртовой матери?

Я молчала, смотрела на бьющуюся вену на лбу генерального и умирала от страха. Конечно, было бы глупо вбухать ещё сто тридцать тысяч в «Легион», когда все квартиры в нём давно разлетелись. Василиса должна была пустить сэкономленные деньги на что-то другое.

Но если… Если она этого не сделала…

О, боже! Значит, она просто положила их себе в карман?!

Нет, только не это. Так же нельзя!

– Тут стоит ваша подпись, Маргарита Андреевна. Здесь и здесь.

– Не может быть, – пробормотала я. Голос меня не слушался, губы тоже.

– Полюбуйтесь! Не помните, что <…> подписывали? Я, по-вашему, <…> совсем придурок? Идиот?! Дерево?! Дебил?! Вот за кого вы меня держите!

Я сжалась. Если генеральный начал сыпать матом – значит, он вступил в финальную стадию ярости. Так бурлит и клокочет паровой котёл за секунду до взрыва. Сейчас директор уже не остановится. Нам крышка.

Что же Василиса так меня подставила?! Почему она молчит?

– Хорошо, я сам скажу, что произошло на самом деле. Вы подделали документы и распилили <…> оставшиеся двести пятьдесят тысяч! Подумали – наш директор – дурачок, он ничего он не заметит. У него охота, канал на ютубе, у него в голове одни <…> селезни и уточки. Обведём старого идиота вокруг пальца. Проскочим со свистом, а денежки – себе в карман.

Я молча смотрела на генерального и чувствовала, что кувырком лечу в чёрную пропасть. В ушах свистел воздух, отвратительное ощущение неустойчивости и засасывающей пустоты охватило всё тело.